Курентзис | Малер в XXI веке

Вокруг этого произведения множество увлекательных историй. Например, сам Малер перед смертью просил уничтожить все рукописи, но спустя 13 лет его жена Альма связалась с издательством и издала черновики, а позднее даже обращалась ко многим известным композиторам — Шёнбергу и Шостаковичу с просьбой дописать симфонию, но никто из них не согласился.
«Даже первую часть следовало бы почтить скорее чтением про себя, нежели публичными исполнениями» — считал Теодор Адорно, знаменитый немецкий философ, социолог и музыковед.

В течении ХХ века предпринималось много попыток, чтобы дописать симфонию, но ни одна из них не была хорошо воспринята ни публикой, ни музыкальными критиками.
Малер будто задал вопрос, на который не успел ответить и вот, уже более века музыкальный мир подбирает всё новые ответы.

Что же сегодня предлагает Теодор Курентзис?

Воспринять Малера в ХХI веке: Теодор обратился в четырем современным композиторам, с просьбой каждому из них написать по одной из недостающих частей.

Итого симфония выстроилась следующим образом:
Густав Малер — Адажио (1 часть)
Алексей Ретинский — La Commedia für großes Orchester (2 часть)
Филипп Манури — Remanences-Palimoseste (3 часть)
Марк Андре — Echographie 4 (4 часть)
Джей Шварц — Theta, Music for Orchestra VII (5 часть)

Теодор говорит, что не хочет терять магию трансформации, только потому что мы имеем лишь то, о чем знаем. Его подход — двигаться вперёд и исследовать неизведанное. В этом ему и помогли вышеперечисленные композиторы, а в день концерта и слушатели филармонии.

Зал был почти полон. Теодор как обычно энергичный, в черном, в рубашке с короткими рукавами, поверх длинной майки и узких штанах. 
Тройной состав оркестра. 
Десять контрабасов.

Должен сказать, в живом исполнении я слушал Адажио Малера впервые и обнаружил для себя много нового — прежде не слышные в записи созвучия и комбинации крайних диапазонов оркестра от высоких скрипок и деревянных духовых, до нижних медных и контрабасов и вся оркестровка, конечно, слушается в таком зале кристально внятно.

Вторая часть началась, можно сказать, без предупреждения, без пауз. Как будто, оркестр обнаружил в себе что-то инородное, новое и зациклился на одном обертоне, который затем начнёт разрывать рамки принятого прямо изнутри. Микротона, сочетания то ли свистков, то ли гармошек с высокими флейтами переливается как некий калейдоскоп. Главенство ритма, тембров и гармоний над мелодией — там-тамы разных высот и размеров, литавры и струнные, которые всё больше походят на ударные инструменты. Всё это приходит к мощнейшей кульминации, которая затем возвращается к микротональным созвучиям высоких свистков и духовых, как поиск бесконечно подходящих и неподходящих комбинаций звучаний.

Остальные части также следуют Atacca (без пауз) за предыдущими. Однако переходы легко различимы, поскольку каждый раз звучит уникальный музыкальный язык и метод последующего композитора. Так, в четвертой части Марк Андре использует пилу, которая по звучанию больше напоминает терменвокс, а в конце части нотные листы группы деревянных духовых становятся музыкальными инструментами и буквально порхают перед пультами исполнителей.

Финал симфонии — «Theta» начинается почти бесшумно, словно самолет, готовящийся к взлету на пустой взлетной полосе. Постепенно набирая обороты и скорость, он превращается в вой сирен, окутывающий всё вокруг, и иногда перестаёшь осознавать, что на сцене симфонический оркестр. Если закрыть глаза, звуки кажутся ревущим двигателем, в котором несколько синтезаторов вопят изо всех сил. После впечатляющей кульминации все затихает, и снова, и снова в ушах прокручиваются предыдущие части, адажио Малера. Этот музыкальный пейзаж, словно рассматриваемый через призму диковинных очков, то приближается, проясняется, то отдаляется, представляя собой нечто совершенно чуждое и загадочное.

Александр Поливанов, «Музыка в эмиграции»